Олег Геманов - Первый инженер [СИ]

— Вы присаживайтесь, господа, не стесняйтесь, — старик жестом указал на два стула, возникших рядом со столом. — Нам необходимо провести кое-какие регламентированные действия.

Сделав три шага по направлению к столу Шипулин, так и не выпустивший из рук свой отбойный молоток, внезапно остановился, оглянулся на инженера и с подозрением произнес, обращаясь к старику:

— А вы собственно кто? Что происходит?

Дедок с готовностью отозвался:

— Зовут меня Нагибин Павел Анисимович. Я ответственный за ваше оформление, если по простому говорить, — дедок достал из кармана пиджака большой клетчатый платок, неспешно протер им стекла очков. — А происходит сейчас процесс так сказать самого оформления…

С крайне нехорошими предчувствиями Осипов невежливо прервал собеседника:

— Процесс оформления чего?

Ни капли не смущенный Павел Анисимович с готовностью отозвался:

— Процесс оформления вашей смерти, господа. А как вы хотели? У нас всё строго. Не шарашкина контора какая нибудь типа «МММ». Всё на серьёзном уровне. Всё как положено.

В висках у Николая часто застучало, перед глазами возникла пелена, а звуки потеряли четкость.

Очнулся Осипов от крайне отвратительного запаха нашатыря.

— Ну, что же вы голубчик! Так нельзя. Вы же не кисейная барышня, что же вы право здесь нам устраиваете, — старик явно был раздосадован. — Вот берите пример с вашего коллеги. Сидит человек спокойно, документы изучает.

Николай скосил глаза на Шипулина. Дед явно преувеличивал насчет его спокойствия. Проходчик сидел на стуле, так вцепившись руками в свой отбойный молоток, что побелели костяшки пальцев на обеих руках. Ну, а «изучение документов» Андреем заключалось лишь в том, что он почти не мигая неподвижно смотрел на стол, где сиротливо лежал листок белой бумаги на четверть заполненный текстом. Осипов только сейчас заметил, что проходчик полностью одет в рабочую одежду, на бедре белел бачок самоспасателя, на голове сияла светильником каска. Причем и спецодежда и средства индивидуальной защиты были абсолютно новые, словно минут десять как сошли с конвейеров заводов и фабрик. А вот обойный молоток остался таким, как и был. Даже на куске пневмошланга, безвольно лежащего под ногами Андрея, отчетливо выделялись неглубокие царапины и следы вездесущей угольной пыли.

Сам же Осипов щеголял в своей розовой офисной рубашке, а вместо брюк, к крайнему удивлению Николая обнаружились старые потертые шорты, которые он самолично выбросил года два назад в мусорное ведро египетского отеля.

— Ну, как голубчик, полегчало? — снова раздался голос старика и Павел Анисимович снова попытался подсунуть ватку с нашатырем к носу инженера.

Всё происходящее с Осиповым являлось настолько странным, что ничем кроме бреда быть не могло. Впрочем Николай прекрасно помнил и взрыв метана и обрушение породы. Увы, но два этих факта, никак не вычеркнуть из реальности. Тогда получается, что сейчас Осипов умирает в забое и наслаждается в полной мере предсмертными видениями. Сердце инженера часто застучало, а лоб покрылся испариной. А если он в самом деле уже умер и всё происходящее вокруг него и является началом «того света»? Совершенно не такого, каким он его представлял. Да и не только он.

Отстранив отвратительно пахнувшую ватку, Осипов с силой провел ладонями по своей шевелюре, глубоко вздохнул и обратился к старику:

— Вы знаете, я только сейчас, как-то осознал ситуацию… Ну вы понимаете меня. Понимаете?

Павел Анисимович посмотрел прямо в лицо Николаю и несколько раз медленно кивнул. И Николай увидел, какие умные и одновременно добрые глаза у старика. Такие глаза бывают только у древних дедов, когда они смотрят на своих резвящихся в песочнице правнуков.

Нервное напряжение, держащее Осипова словно в раскаленных тисках, стало постепенно ослабевать.

— Я вот что хочу сказать. Всё как-то запредельно странно, но в тоже время удивительно обыденно… — Николай нервно закашлялся, снова взъерошил свою шевелюру и вопросительно посмотрел на старика.

— Ничего удивительного в этом нет, голубчик. Вы же знаете такой термин: «адаптация»? Вижу — знаете. Вот с вами это как раз и происходит. Тело человека весьма непростая конструкция, мозг — запредельно сложно устроен. А уж разум человеческий, тот вообще… — Павел Анисимович обреченно взмахнул рукой и горестно покачал головой. — Вообще штука практически фантастическая. Не всякий академик и разберется. Ну, а если говорить о душе, то никакого времени на объяснения не хватит. Поэтому и нужна адаптация. Что бы не получилось, так сказать ненужных осложнений в процессе перехода.

Немного подумав Николай всё же решился задать мучающий его с самого момента знакомства со стариком вопрос:

— А вы кем были, Павел Анисимович, ну до того, как сюда попали? Наверно не в малых чинах ходили? Случайно сами-то не из академиков?

Оформитель смущенно заулыбался:

— Да какие там чины! Обычный я человек, до самой смерти на стеклодувной фабрике учетчиком товара работал.

До этого совершенно не вмешивающийся в разговор Шипулин внезапно вскочил на ноги и скороговоркой выпалил:

— Вы это, послушайте! Кто еще из наших здесь оказался? Кто еще погиб?

Лицо старика приобрело до крайности неприятное выражение. Он набычился, словно депутат Госдумы к которому пришла делегация из детского дома, просить денег на ремонт системы отопления.

— Это пока закрытая для вас информация, господа. Подождите. Всему своё время, — Павел Анисимович легонько постучал ладонью по столешнице. — И давайте наконец приступим к процессу оформления.

Старик протянул Осипову лист бумаги:

— Внимательно ознакомитесь и если сведения указаны правильно, то распишитесь. Здесь и здесь, — дедок ногтем подчеркнул где именно необходимо поставить подпись.

Николай машинально взял листок в руки, впился в глазами в текст.

Осипов Николай Владимирович. Человек разумный. Национальность — русский. Дата рождения, дата смерти.

Инженер нервно сглотнул, и с трудом продолжил чтение. Дальше шла краткая автобиография. Очень краткая, буквально в три строки. Дата окончания института, с указанием специальности. Время поступления на работу. Напротив графы «семейное положение» прочерк. В графе «служба в армии» прочерк. В графе «судимости» прочерк. Под текстом место для подписей.

Инженер тяжело вздохнул. Негусто, совсем негусто. Как говорится, вот и всё об этом человеке. Мда… И самое любопытное, это то, что в документе нет ни малейшего упоминания о религии. Интересно, с чем это связано? Осипов не мог понять, радует его этот факт или огорчает. С одной стороны при жизни Николай не отличался особой религиозностью, но с другой стороны и особых грехов Осипов за собой не числил.